По совету сделать вклад в сообщество - делаю :3 Фанфик скорее по фильму, ибо автор ещё не дочитал даже первую часть. ...

вторник, 14 октября 2014

.rainbow.

carpe diem

23:55

По совету сделать вклад в сообщество - делаю :3
Фанфик скорее по фильму, ибо автор ещё не дочитал даже первую часть.

Название: "Ты никогда не будешь один"
Автор: .rainbow.
Категория: слэш, джен... пополам
Пейринг: Алби, Ньют
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Размер: мини
Саммари: о том, что чувствует лидер, неся на себе всю тяжесть Глэйда

читать дальшеКаждую секунду своей жизни, единственной жизни, без прошлого и будущего, Алби держит себя под неусыпным контролем. Не думать о том, другом, мире, без неприступного кольца стен Лабиринта вокруг. Не думать о том, другом, Алби, который, наверное, беспечно и праздно проводил дни за партой в школе, на улице с друзьями, в гостиной у телевизора с родителями. О том, другом, Алби, обычном подростке, которому не нужно управлять жизнью в маленькой, со всех сторон замкнутой вселенной, заботясь не только о себе, а ещё о десятках мальчишек — испуганных, беспомощных, сходящих с ума от отчаяния. Нет. Не думать. Нет другого мира, другого Алби. Пускай даже был когда-то — исчез, смятый безжалостными руками Создателей, и больше не вернется. А если так — значит, нельзя тратить ни секунды драгоценного времени, пропадая в лабиринте пустых сожалений и обрывочных воспоминаний.
Мальчишки. Дети, заброшенные в этот замкнутый мир чьей-то бесчеловечной волей. Вокруг них — другой Лабиринт, неприступный и возносящийся до самого неба, чтоб удержать их всех внутри себя навечно. Они должны выбраться из него. Вопреки всему на свете. Вопреки какому-то непостижимому проекту Создателей. Они должны. Алби должен. Мальчишки, дети, всего лишь горстка испуганных детей, несмотря на любую браваду, а он — самый старший из них. Никто не помнит, сколько лет прожил на свете, среди глэйдеров может быть кто-то старше Алби, но месяц, проведенный здесь в абсолютном одиночестве, превратил юношу едва ли не в старика, раздавленного жизнью. Поэтому он — лидер. Он должен найти выход из Лабиринта. Даже если ловушка Создателей безупречна, никакого выхода вообще не существует, а Бегуны без толку копошатся среди переменчивых стен, чертя схемы, отмечая периоды... он должен его найти. Несуществующий выход. Вылепить его из пустоты и отчаяния. Он — лидер. Бремя Лабиринта целиком и полностью лежит на его плечах.
Каждое мгновение своей жизни Алби держит себя под неусыпным контролем. «Ну, расслабься хотя бы на минуту» - хлопая его ладонью по спине, с улыбкой говорит Ньют. Но Алби нельзя расслабляться. Хотя бы одно послабление, хотя бы одна уступка себе — и отчаяние затопит его с головой, утащив на глубину. А лидер должен быть собран, спокоен и готов к любым неожиданностям. Не думать. Не сожалеть. Не бояться. Не подпускать к сердцу безысходность, которая давит, душит, сжимает со всех сторон ничуть не меньше бесконечно высоких стен. Безысходность... смутное, тошнотворное предчувствие, что их засунули сюда, чтобы наблюдать, как они бегают от стенки к стенке, бросаются внутрь Лабиринта на верную смерть, играют в видимость нормальной, ровно движущейся жизни. А никакого выхода не существует. Мышеловка захлопнулась. И каждая мышь, как бы ни была она глупа и близорука, чувствует острые покалывания безысходности в своём мышином сердце.
Поэтому Алби часто ловит себя на зудящем в кончиках пальцев желании, таком неразумном и недостойном лидера, - хорошенько пройтись кулаками по лицу излишне активного, излишне надеющегося на что-то новичка Томаса. Он ещё не угодил в ловушку сдвигающихся стен, неумолимо ползущих друг на друга, чтобы захлопнуться. Он ещё думает, что можно найти какой-то новый, неожиданный способ одолеть Лабиринт, - способ, который недальновидные глэйдеры не обнаружили за три года в этом проклятом месте. Томас чертовски любопытен и назойлив, он пристает ко всем вокруг к бесконечными вопросами, вертит головой по сторонам, пытаясь охватить и запомнить всё, пытливо вглядывается в стены Лабиринта, будто бы способен своим чистым упрямством разрушить их. Томас нарушает правила. Томас повсюду сует свой длинный, чересчур, чересчур любопытный нос. И Алби никак не может прогнать из себя безумное желание, как следует размахнувшись, стереть с его лица эту идиотскую веру в благополучный исход. «Ты не знаешь! - хочется ему закричать, срываясь на хриплый визг. - Ничего ты не знаешь, чертов упрямец! Ты не был здесь, когда всё началось, ты не видел, как гибнут хорошие парни один за другим, ты не бился три года в стены этого проклятого Лабиринта, ты не знаешь, придурок, что такое безысходность!».
Но лидер не имеет права говорить об этом. Лидер не имеет права даже на мгновение допустить мысль о том, что они никогда не выберутся отсюда. А если предательская мысль подточила шаткую уверенность в успехе, если чудовищное бессилие червоточиной скользнуло в сердце — ни за что на свете лидер не должен показывать это бессилие перед другими глэйдерами. Ублюдков и здесь хватает, таких, как Гэлли, - они храбрятся, пряча тот же холодный и безжалостный ужас под маской наглости, они цедят сквозь зубы самые грязные ругательства, задирают всех подряд и с дерзкой беспечностью делают вид, что никакая безысходность для них не существует. Но Гэлли, конечно, испуган. Так же, как другие, а быть может, даже сильней всех остальных. Наглость — преграда между ним и беспросветным отчаянием.
Лидер должен сотворить невозможное. Из этого отчаяния, из тысячи бесполезных попыток, из плачущих по ночам новичков, из имён, врезанных в стену и зачеркнутых навсегда, с помощью только своей непоколебимой веры в существующий где-то там, за стенами Лабиринта, выход... сотворить надежду. Такую безупречную, горящую ярко и ровно, чтобы каждый обитатель Глэйда, лишь взглянув на лидера, отбросил свои сомнения и опасения прочь. Лидер должен быть образцом силы, выдержки и терпения. Лидер должен улыбаться, провожая Бегунов в Лабиринт, и говорить всем, что уж на этот раз они точно вернутся с добрыми вестями. Лидер должен держать в своих руках контроль над каждым глэйдером, над кухней, садом, скотобойней, чтобы ни одна мелочь не ускользнула от его пристального внимания. Лидер должен твёрдой рукой направлять движение их маленького, искусственного, но всё-таки настоящего мира. Лидер должен забыть о себе. Совсем.
Алби не может прогнать из своего сердца давящую безысходность. Несколько лет он храбро смотрит ей в глаза, встречаясь с ней лицом к лицу, - и проигрывает неравную битву. Эта безысходность сильней его. В тысячу, в бесконечное множество тысяч раз сильней. Алби не позволяет ей, конечно, выйти наружу, неусыпно следит, чтобы никто из его подопечных не разглядел холодный страх в глазах лидера, и всё же... Он начинает свой день, из тени деревьев окидывая взглядом Глэйд, наблюдая, как шумно, неумолчно и неизменно просыпается и начинает свой ход механизм их отлаженной жизни. Да только ничего не может Алби поделать с тем, что картинка этого настоящего ускользает в самые дальние задворки его памяти, на три года назад, смешиваясь с прошлым... и больше нет снующих туда-сюда глэйдеров вокруг него, больше нет ровно вскопанных грядок в Саду, аппетитного запаха еды из домика Кухни, дорожек, зданий, голосов, лиц... Ничего нет. Никого нет. Только он, первый обитатель Глэйда, жмется в ужасе к полу лифта, дрожащего и скрипящего на невидимых тросах, и щурит глаза на солнце, ослепительно горящее над ним.
Иногда он забывает, сколько времени прошло с тех пор. Три года. Три долгих, трудных года. Он больше не одинок. Его окружают другие мальчишки, разбивая страшную тишину, которая чуть не погребла Алби под своей неумолимой тяжестью тогда, три года назад. Но звук ползущего сквозь тёмный и мрачный тоннель лифта, куда-то вверх, к солнцу и небу, назойливым фоном ко всему продолжает звучать у него в ушах. Он, лидер, должен помнить слишком много из этой, нынешней, жизни, чтобы позволить себе роскошь возвращаться к прошлому — и всё-таки он возвращается, каждый день, окидывая взглядом шумный, ни на секунду не замирающий Глэйд. Дома, Сад, Кухня, Яма... фрагменты нормального быта (попыток сделать его таковым) вырастали то здесь, то там, из года в год, и у всего, что окружало глэйдеров, появлялись имена, и маленькая, сомкнутая со всех сторон стенами Лабиринта страна становилась ещё более настоящей с каждым таким названием, с каждым новым фрагментом. Они жили. Они выживали. И Томас, до невозможности любопытный, вечно сующий нос не в свои дела, даже не представляет себе, что когда-то, три года назад — а кажется, целую бесконечность, - здесь не было ничего. Лишь ровная, пустая поляна с лениво шевелящейся на ветру травой. Алби научился держать под контролем каждую вспышку, которая тревожила невозмутимое спокойствие лидера — лидера, каким он должен быть, - но желание как следует заехать по уху Томаса кулаком зудело в кончиках пальцев и было совершенно невыносимо. Правда, чаще оно сменялось со злости на тихую, тоскливую усмешку с нотками горечи. Что бы ты делал, Томас, если бы оказался в Глэйде три года назад? Кто успокаивал бы тебя, кто объяснил бы тебе, что к чему, если бы ты был самым первым узником Лабиринта?
Алби научился не думать о том, другом мире, который был у каждого из них. Но забыть о месяце одиночества он, как ни старается, не способен. Воспоминания, казалось бы, должны поблекнуть со временем, потерять, во всяком случае, свой острый, насыщенный оттенок — и, в конце концов, оставить его, раз уж столько проблем в настоящем требуют пристального внимания. Но Алби помнит. Воспоминания всегда с ним. За три года любой бы изменился, а тем более в таких критических обстоятельствах, как здесь, в неприступном кольце Лабиринта, - и Алби загрубел, покрылся твердой, стойко отражающей любую неприятность корочкой, которая помогала ему как-то держать в своих руках управление десятками мальчишек, сходящих с ума от безысходности. Алби больше не был испуганным мальчиком, как в первый месяц в Глэйде. И всё-таки тот мальчик, плачущий по ночам и безумно кружащий от стены до стены в поисках несуществующего выхода, останется с ним навсегда.
Он искал людей. Он был уверен, что здесь живут люди, потому что трава была ровно подстрижена чьей-то рукой, маленький домик из досок был построен неподалеку от лифта... и, в конце концов, просто не может на свете быть места, где не обитали бы люди! Он несколько часов бродил по всей обширной территории Глэйда — тогда лишь поляны без названия внутри огромных стен — и заглядывал в каждый угол, и кричал всё громче и громче, и обшаривал глазами всё, что было вокруг, и надеялся, надеялся до последней секунды, теряя надежду с каждым шагом. Людей не было здесь. Никого не было. Только Алби. С гудящей от попыток что-нибудь вспомнить головой, помнящий лишь четыре буквы своего имени. Мальчик без прошлого и будущего, запертый в круге стен, заслоняющих собой небо. Заброшенный сюда против воли. Не имеющий ничего, даже памяти, чтоб опереться на неё. Он был здесь... в абсолютном одиночестве.
Второй, третий, четвёртый день были не отличимы друг от друга, слившись в одну страшную череду отчаяния и страха. Алби не мог заставить себя сдвинуться с места, что-то сделать, хотя бы узнать поближе этот замкнутый круг. Он дополз обратно до лифта и рухнул там, свернувшись калачиком, и лежал несколько дней подряд, давясь хриплыми рыданиями. Луна и солнце менялись у него над головой. Он не мог даже поднять голову, чтобы взглянуть на них. Смутный страх, прокравшись в сердце мальчика, завладел им полностью, опутал непроницаемой сетью, обратившись в какой-то дикий ужас напополам с паникой, отчаянием и горьким, тяжелым бессилием. Алби ничего не помнил из своей прошлой жизни, но был уверен, что никогда, никогда прежде ему не было так страшно. И никогда не будет в будущем. Он, кажется, погиб за эти несколько дней и только чудовищным, резким рывком заставил себя воскреснуть вновь, подняться с земли и, глотая слёзы, беспощадно прогоняя каждый приступ отчаяния, начать жить. Выживать. Что-то делать с этой новой, страшной жизнью, от которой, как бы ни хотелось, никуда не сбежишь. Алби наступил на горло самому себе и положил начало Глэйду, который сейчас знают ещё десятки мальчишек, заброшенных сюда Создателями.
Он не мог бы похвастаться ни железной выдержкой, ни бесконечным терпением, ни, тем более, храбростью без единого проблеска страха. Страх никуда не исчез. Он лишь подстерегал Алби, свернувшись, как змея, у него в груди, чтобы накинуться в самый неожиданный момент, ухватить ледяными руками за сердце и давить, давить, давить безжалостно, окрашивая всё вокруг в темные, мрачные цвета безнадежности. Безнадежность. Она появилась рука об руку со страхом, стоило лишь Алби понять, что в Глэйде, кроме него, больше нет живой души. Он, конечно, пробовал отыскать выход из кольца неприступных стен. Он тратил бесконечные часы, запрокинув голову и разглядывая гладкий, с тонкими трещинками камень, уходящий под самое небо, ощупывая каждую такую трещинку в поисках... чего угодно, что могло бы помочь выбраться в свободный, не замкнутый мир. Он пробовал преодолеть громаду Лабиринта и сверху, и снизу, он мастерил деревянные лестницы и веревки из плюща, он обшаривал каждый клочок земли своего нового дома, упорно и вопреки всему на свете надеясь, что выход существует. Не может не существовать. Он выжимал из Глэйда всё, чтобы найти ответ на бесконечные вопросы о том, кто забросил его сюда и с какой целью.
Только в Лабиринте Алби не бывал никогда. Заглянув однажды в холодную, не имеющую ни конца, ни начала пустоту и услышав в глубине протяжный вой какой-то неведомой твари, он больше не приближался к дверям, которые с лязгом открывались и закрывались в один и тот же час.
Он плакал по ночам. Уткнувшись лицом в колени, обхватив себя руками, как будто пытаясь защитить от этого липкого страха и одиночества, он плакал, плакал, плакал, не в силах остановиться. Ночью зыбкая граница между ним и отчаянием, созданная из бесконечных дел по налаживанию жизни в Глэйде, исчезала, и полное ощущение, что он один и, наверное, всегда теперь будет один, захлестывало Алби с головой. Он пожертвовал бы всем — даже возможностью вернуться к утраченному прошлому, - лишь бы кто-то был рядом с ним, лишь бы услышать звук другого голоса, не своего, и поговорить с кем-то, не с самим собой. Чтобы кто-нибудь живой и настоящий разбил эту страшную тишину вокруг.
Через месяц внезапно ожили троссы лифта, ползущего вверх по темному тоннелю, и в Глэйде появился Ньют.
В первый раз за много дней Алби плакал не от безнадежности и страха, разрывающих сердце, а от дикого, невыносимого облегчения, будто бы тяжкая ноша рухнула с его уставшей спины. Смеясь каким-то сорванным, хрипло-тонким смехом, он кинулся к мальчишке, растерянно щурящему глаза на свет, и обнял его, изо всех сил прижал к себе, сдавливая чуть не до треска костей, прижал так крепко и сильно, будто не собираясь отпускать больше ни на секунду. Так и вышло.
Самым главным страхом для Алби, перекрыв и безнадежность, и стены Лабиринта, и чудовищ, обитающих там, стала возможность потерять его. Он больше не боялся этого замкнутого места, откуда, кажется, просто нельзя уйти, - но боялся ещё сильней, что неведомые Создатели, немного потешившись, заберут Ньюта обратно. В первые дни Алби не отпускал его от себя ни на шаг. Наблюдал за ним, стараясь уловить каждое движение и, просыпаясь, прежде всего лихорадочно шарил руками рядом с собой, - не исчез ли Ньют. Он не исчезал. Он всегда был рядом, днем и ночью, улыбаясь своей удивительно доброй, спокойной улыбкой и повторяя с легким прикосновением к плечу: «Не бойся, Алби. Ты никогда не будешь один».
Они, наверное, были обречены обрести смысл, и цель, и жизнь друг в друге. Они цеплялись один за другого, потому что здесь, в окружении огромных каменных стен и мерзких тварей за стенами, здесь, в плену вязкой безысходности и тщетных попыток найти выход, больше не на что было опереться.
По-настоящему Глэйд начался только с появлением Ньюта. Ньют был намного храбрей и решительней, чем Алби, он без оглядки на возможные последствия делал всё, чтобы разломать дикую систему Создателей, - именно он, на глазах у изумленного Алби, вопреки любым его попыткам удержать и образумить, вступил в сумрачные проходы Лабиринта. Благодаря Ньюту они узнали, что за неприступной громадой стен — лабиринт, бесконечное переплетение тупиков и коридоров, и что, возможно, путь на свободу лежит через него. Конечно, Ньют тоже боялся. Нельзя не бояться, когда со всех сторон на тебя давят огромные стены высотой до самого неба — только абсолютный безумец мог бы не чувствовать страха в таких обстоятельствах. Ньют боялся — но только раз за три года Алби заметил мутные дорожки слез у него на щеках. Ньют был островком спокойствия и чистого разума в этом мире, где правит безысходность и желание, опустив руки, свернуться калачиком и ждать, когда кто-нибудь сильный и храбрый выручит тебя. Ньют на тысячу осколков разбивал безысходность своей удивительной, доброй и светлой улыбкой. Ньют освещал это чертово место вопреки всему на свете, обрывая приступ отчаяния и страха, которые так часто затягивали Алби в мрачную глубину, легким прикосновение к его руке. Ньюту не нужно было ничего объяснять, он видел сам, что Алби, даже спустя три года, с трудом держит в узде свой самый главный страх — вновь остаться в одиночестве. «Пожалуйста... будь со мной... - хрипло шептал он по ночам, прижимая к себе Ньюта, так же крепко и сильно, как в первый день, у лифта, только не смеясь, а почти срываясь на слёзы. - Пожалуйста, не уходи... Я больше не хочу быть один». И Ньют улыбался, уткнувшись ему в плечо, и говорил спокойным голосом, от которого в ужасе бежали любые страхи и любая безнадежность: «Ты больше никогда не будешь один. Слышишь? Никогда».
Ньют был намного храбрей и спокойней, чем Алби. Это ему нужно было управлять Глэйдом. «Нет, - мягко возражал он каждый раз, когда Алби пытался завести с ним разговор на эту тему. - Глэйд начался с тебя. Ты был первым здесь. Значит, лидер — ты». И Алби, без конца сражаясь с назойливыми демонами страха и одиночества, никуда не ушедшими за столько лет, приручал их, отгонял их, стараясь быть для всех мальчишек, попадавших сюда, образцом выдержки, спокойствия и надежды. Но так тяжело, так, кажется, невозможно сохранять надежду и веру в мифический выход из Лабиринта, когда вокруг тебя гибнут твои друзья, а ты ничего не можешь сделать, чтобы уберечь их. В самом деле, Ньют прав — Алби узнал Глэйд гораздо раньше, чем все остальные, он делал первые, пусть слабые и неровные, шаги по превращению этого места в дом, он видел всё, что было здесь, с самого начала, он, наверное, даже смог немного полюбить их замкнутый круг.
И, конечно, он намертво сплавился в один общий организм с другими глэйдерами. Каждый раз, когда кто-то из них не возвращался из Лабиринта, или умирал, корчась от страшных судорог, на койке, или, не выдерживая тяжкого груза безысходности, сводил счеты с жизнью, у Алби будто бы вырывали кусок сердца. Глубоко и больно отдавался в нем стук лезвия по камню, лезвия, вычеркивающего со стены одно имя за другим. Он не хотел чувствовать такой боли. Он не хотел нести чудовищную ношу Глэйда на своих плечах. Он сам был готов схватиться за нож и сбежать, наконец, из этого замкнутого круга. Он больше не плакал по ночам — но часто сидел, не в силах уснуть, обхватив колени руками, глядел на мальчишек, сопящих в темноте, и думал, что они все бегают, как мыши в клетке, на потеху неведомым Создателям, а никакого выхода из Лабиринта на самом деле не существует.
И в такие моменты, будто улавливая безнадежность, которая подошла слишком близко к сердцу Алби, Ньют тихо подбирается к нему, вдруг возникая из темноты, и без слов сжимает теплыми руками его руку. И страшная тяжесть в груди Алби за мгновение исчезает, как если бы её вообще не было, и он улыбается в ответ на спокойную, вопреки всему на свете светлую улыбку Ньюта. Они лежат во мраке рядом, держась друг за друга, как в те первые дни, и Алби вспоминает, как провожал Ньюта в Лабиринт на каждую вылазку, долго не отпуская его, боясь, что однажды, войдя туда, он больше не вернется назад, как не возвращались многие другие; и как потом, хоть и занимаясь своими делами, хоть и занятый уймой проблем и дел, он ни на секунду не переставал думать о Ньюте, подгонять тот час, когда Бегуны снова будут дома. Алби вспоминает об этом, и, чуть повернув голову, смотрит на Ньюта, почти уснувшего и так же спокойно, светло улыбающегося сквозь сон. Он крепче сжимает его руку своей, думая, что, как бы страшно и одиноко ему ни было, как бы ни давила на него безнадежность, он должен создать надежду из пустоты, а веру — из отчаяния. И найти выход. Даже если выхода не существует. Ради всех этих мальчишек, которые видят в нем лидера. И прежде всего — ради Ньюта. Ньют спасает его каждый день, вырывая из лап безысходности, и когда-нибудь Алби обязательно ответит ему тем же, разбив стены Лабиринта в пыль, если нужно. Он найдёт выход. И там, в другом мире, где они будут свободны, он сможет быть с Ньютом, не боясь без конца за его жизнь. Свободный, безопасный мир. Он существует. И Алби будет искать его, даже если на это уйдёт всё его время до последней секунды. Какая бы страшная безнадежность не рушилась на него, какой бы дикий страх не сдавливал дыхание... пока Ньют здесь, рядом с ним, пока улыбается так спокойно и тепло, можно бороться.
Ведь, что бы ни случилось, он никогда больше не будет один.

@темы: творчество: фанфики, персонажи: Ньют, персонажи: Алби, рейтинг: PG

все записи пользователя в сообществе URL

U-mail Дневник Профиль

Интересно, что правильней: открыто признать, что ты челов...

... сбылась в Корее. Здесь вполне допустимо позвонить с...

Вот уж чего-чего, а плотно, основательно и с аппетитом по...

Жил да был один кореец и жена его корейка он был стра...

Мы так результативно лечились болью. А ты возьми и умри. ...

Вот ведь не везет, так одно за другим, переставил 2000-ый...

Gwirithdess

15.10.2014 в 00:02

Ещё раз

URL

U-mail Дневник Профиль

Рысик

15.10.2014 в 00:46

Ох, чудесно.

Я тоже думала о том, как должно быть хреново пришлось тому, кто появился первым - неважно, по канону книги или фильма, и там и там должны были быть свои кошмары и свои сложности. Вам, как мне кажется, действительно удалось это передать =)

~~Радость Алби от появления Ньюта сравнима разве что с радостью Робинзона Крузо встретившего Пятницу~~

URL

U-mail Дневник Профиль

Die Glocke

15.10.2014 в 01:19

Спасибо, очень понравилось :red:

Тема первого месяца Алби в Глэйде - она действительно очень интригующая. И по фильму трудно понять, насколько тяжело приходилось Алби, там персонаж получился слишком... ровный и выхолощенный, что ли. А тут просто по полочкам все разложено.

URL

U-mail Дневник Профиль

.rainbow.

15.10.2014 в 21:22

Gwirithdess, и ещё раз - спасибо, добрый человек! :rotate:

Рысик, я просто боюсь думать о том, каково было этому первому. Сразу, только услышала фразу "Алби был первым" в фильме - и страшно стало.
Спасибо за комментарий

Die Glocke, на то и прекрасно фикрайтерство - открывать новые грани в персонажах!) Большое спасибо вам, я рада, что фанфик понравился

URL

U-mail Дневник Профиль

Gwirithdess

15.10.2014 в 21:48

.rainbow., пишите, пишите ещё, пожалуйста :heart:

URL

U-mail Дневник Профиль

.rainbow.

15.10.2014 в 22:06

Gwirithdess, у меня есть два небольших по Томас/Ньют и Томас/Тереза, сейчас принесу сюда :3

URL

U-mail Дневник Профиль

Gwirithdess

15.10.2014 в 22:09

.rainbow., жду :heart:

URL

U-mail Дневник Профиль

Рысик

16.10.2014 в 15:19

.rainbow.,
Я не знаю, читали ли вы книгу, но мы как раз с Gwirithdess вчера обсуждали, что было бы интересно прочитать подобный фанфик, но по книжному канону

~~и таблеток мне от жадности, и побольше, побольше!~~

спойлер по книге

URL

U-mail Дневник Профиль

Gwirithdess

16.10.2014 в 18:39

Рысик, начинаешь кроликов разводить?))))

URL

U-mail Дневник Профиль

Рысик

16.10.2014 в 18:40

Gwirithdess,
Я ж сказала, что это пока не осилю, вдруг кто-то идею подхватит? :shuffle: